Дальнейшее развитие философской теории предполагает отдельное исследование категорий «объект» и «субъект». Однако прежде чем непосредственно перейти к изложению алгоритмических требований, необходимо уточнить мировоззренческий статус понятия «объект», которое является в первую очередь социально-философской, а отнюдь не гносеологической категорией. Иными словами, никаких гносеологических объектов самих по себе, т.е. вне соотнесенности с субъектом, строго говоря, не существует. В самом деле, если отсутствует субъект, то для кого же существует «объект»? Разве что для господа бога! Однако подобный субъект еще никогда не был реально действующим лицом в научной, а не мистико-религиозной философии.
Подлинным (не выдуманным) эмпирически данным субъектом является индивид, социальная группа или население, следовательно, общественное образование. Соответственно, и любой объект, в конечном счете, также выступает в качестве общественного, т.е. такого, которого субъект видит «сквозь очки» социальности и по другому видеть не в состоянии. Так, планеты Луна или Марс, как и все другие космические объекты, не могут быть предметом «чистой» гносеологии или онтологии. Наши знания о них всегда обусловлены и ограничены наличной общественной практикой и опытом, и поэтому эти объекты тоже социальны в том смысле, что мы не в состоянии чего-либо узнать о них и взаимодействовать с ними иначе, как через ограниченную и субъективную наличную практику. Сказанное отнюдь не означает, что гносеологические объекты вообще отсутствуют, они, конечно же, существуют, но как принципиально зависимые аспекты более глубокого и базового общественного объекта.
Иными словами, любые космические процессы и материальные образования не имеют статуса объекта до появления человека и общества. Поэтому прибавление к объекту, взятому в наиболее строгом философском смысле, прилагательного «общественный» или «социальный», обязательным не является. (Совершенно также, как и к понятию «субъект»!). Объект в своем сущностном значении всегда социален. Иное дело, когда берется какой-либо отдельный фрагмент объекта, тогда, конечно же, требуется уточнить, о каком именно объекте идет речь. Прежде всего, сказанное касается понятия гносеологического объекта, т. е. такого, который является предметом познавательной деятельности. Далее, может быть объект художественной, практической, коммуникативной и прочей деятельности, физический или химический, и т. д., и т. п. Но все они, в конечном итоге, - разновидности именно социального, а не какого-либо другого объекта. Так, атом или его составные стали объектами только тогда, когда были изобретены инструменты, позволившие подвергнуть их реальному эмпирическому исследованию. До этого времени атом как объект либо вообще не существовал, либо являлся гипотетическим объектом. Сказанное, конечно же, не означает, что атомы до попадания их в поле объектности вообще не существовали. Они являлись вещью-в-себе, т.е. обладали объективным бытием, не будучи в то же время объектом человеческой деятельности.
Объект и субъект - соотносительные и неразрывно связанные друг с другом категории социальной философии (аксиологии, социально-философской антропологии).
Однако далее необходимо отвлечься от их взаимообусловленности и остановиться исключительно на категории «объект» с целью более глубокого ее постижения. Как отмечалось, отличительным признаком объекта выступает его вещественный (овеществленный, опредмеченный) характер. К атрибутам объекта можно, по-видимому, отнести собственность и несобственность. Иначе говоря, объект обладает двумя специфическими способами бытия, нуждающимися в соответствующем осмыслении. Человек относится к вещи либо как к объекту собственности, либо как к объекту несобственности. В чем заключается единство и специфика двух фундаментальных типов объекта? Их единство обусловлено тем, что как собственность, так и несобственность носят, подобно объекту, вещественный характер. Сложнее обстоит дело с квалификацией специфики двух типов объекта. Скорее всего, наиболее существенным для собственности является признак принадлежности ее конкретному субъекту. Эта принадлежность простирается в весьма широком пространственно-временном диапазоне (от краткого мига до тысячелетия, если речь идет, например, о принадлежности данной территории с ее природными и иными богатствами конкретному этносу, стране или государству).
Второй способ бытия объекта - несобственность, т. е., скажем, водоемы с рыбой, лесные угодья с их животным и растительным миром и другие природные реалии, никому конкретно не принадлежащие и не занятые каким-либо социумом. Обозначение объектов второго типа отрицательным термином является вынужденным из-за отсутствия более подходящего словосочетания, поэтому оставим его в качестве рабочего (не окончательного). Объекты несобственности - это природные ландшафты, океаны, моря, воздух, космические образования, никому в силу различных причин не принадлежащие. Правда, некоторая их часть со временем, по мере усиления мощи человечества (или какого-либо иного внеземного субъекта), способна трансформироваться из одного типа объекта в другой: несобственность становится объектом собственности, и, наоборот, то, что еще вчера было чьей-либо собственностью, превращается в объект несобственности. Так, формирование государств сопровождается установлением международной правовой принадлежности рек, озер и даже части морей и океанов, не говоря уже о сухопутных территориях. В то же время некоторые из творений рук человеческих могут потерять статус собственности, если почему-либо выйдут из-под его влияния и контроля (например, летательные космические аппараты, ушедшие далеко в необозримые просторы космоса). Кроме того, часть объектов на Земле подвергается уничтожению, а другая переходит от одних субъектов к другим, и т. д., и т. п.. Однако возможность диалектического взаимопревращения рассматриваемых типов в свою противоположность не приводит к уничтожению какого-либо одного из них, поскольку момент их самостоятельного, устойчивого бытия и взаимодополнения абсолютен, тогда как их релятивность относительна.
Сторонами основного движущего противоречия объекта выступают его цивилизационная и контрцивилизационная стороны. Подобно категориям творчества и культуры, понятие цивилизации употребляется во множестве самых разнообразных значений, но при этом ни одно из них строгим признано быть не может. Прежде всего, широко распространен гносеологический подход, связывающий понятие цивилизации с определенной эпохой, этапом, периодом исторической эволюции. В этом случае цивилизация «в пределе обозначает единство всемирно-исторического процесса, единство, охватывающее все многообразие ее культурно-исторических типов» [1].
При подобном словоупотреблении термин «цивилизация» дублирует и подменяет собой другие важные мировоззренческие понятия и поэтому самостоятельного категориального статуса фактически не имеет. Для данного подхода весьма характерно стремление свести цивилизации к какому-то количественному их эквиваленту. Например, космологи говорят о наличии трех или более уровней космических образований. Касательно Земли количество выделяемых цивилизаций значительно разнится друг от друга (так, Н.Я. Данилевский насчитывал их 6, А. Тойнби от 10 до 21 и т.д.).
В то же время понятие цивилизованности выступает одной из наиболее важных оценок прогрессивности различных составных общественной системы. Ему чаще всего противопоставляют понятие варварства (дикости, нецивилизованности). Разумеется, каждая такая оценка носит исторически конкретный характер и в этом смысле относительна. Соотносительные категории цивилизация-варварство аксиологичны, поскольку отображают в определенном плане лучшее и худшее, высшее и низшее, развитое и неразвитое. Диалектическая связь этих категорий дает возможность понять их подвижность и неоднозначность. Так, нельзя получить однозначного ответа на вопрос, является ли рабовладельческое общество цивилизованным. По сравнению с чем, с каким другим обществом, с какой другой ступенью развития? [2].
Итак, понятия цивилизации, цивилизационного и формационного существования имеют гносеологический оттенок, если противопоставляются всему природному бытию. Но такое противопоставление непременно обретает аксиологический смысл, когда формационное или цивилизационное существование, во-первых, рассматривается в качестве высшего по сравнению с природным бытием, и, во-вторых, предполагает наличие критерия высшего и низшего внутри самой общественной формы движения материи (ступеней дикости и варварства, индустриального и постиндустриального развития и т.д.). Аксиологический характер цивилизационного (формационного) подхода виден на таком примере. Если бы на нашу планету действительно прилетели пришельцы из гораздо более развитых миров, то Земля показалась бы им местом дикости, варварства. Буквально с каждым днем техногенная деятельность человека приближает нас к роковой черте, перейдя которую человечество окажется обреченным на вырождение и мучительное умирание.
Таким образом, мера цивилизованности тем больше, чем прогрессивнее данная общественная формация или культура. Понятие цивилизации (цивилизованности) аксиологично, когда оно выражает прогрессивные для данной общественной системы тенденции.
Впрочем, варианты аксиологического истолкования неоднозначны и нередко противоречивы. Скажем, у О. Шпенглера «цивилизация» - синоним вырождения стареющей культуры, симптом ее нездоровья и упадка. Иными словами, налицо типично аксиологический подход, но со знаком минус. Между тем для фиксации отрицательного смысла гораздо естественнее употреблять термины «варварство» или «контрцивилизация».
Итак, адекватный методологический принцип заключается, на наш взгляд, в том, чтобы цивилизацию рассматривать как творчески-прогрессивную сторону объекта. Напротив, контрцивилизация -регрессивная (варварская, малоцивилизованная) сторона объекта. Следовательно, цивилизованность - это все достижения технического и социального прогресса, поставленные на службу человеку (комфорт, урбанизированная среда и многое др.). Ее антипод - это, напротив, все то, что несет прямую угрозу нормальной жизнедеятельности мирового сообщества, его физическому и нравственному здоровью (опасность ядерного самоуничтожения, экологический и демографический кризисы и т.п.).
Между двумя диалектически противоречивыми сторонами объекта происходит постоянное столкновение и борьба, в результате чего может на протяжении длительного времени доминировать одна из них, либо установиться состояние относительного равновесия. В реальной человеческой истории вплоть до наших дней цивилизационные процессы все же имели приоритет перед варварскими и контрцивилизационными, однако к концу XX столетия наблюдается явное нарастание разрушительной силы последних. Безусловно, не следует забывать и о том, что две противоположные стороны объекта не являются рядоположенными и не существуют отдельно друг от друга. Обе тенденции постоянно переплетаются и переходят одна в другую. Поэтому то, что сегодня вполне обоснованно выглядит актом цивилизационного порядка, завтра способно превратиться в свою противоположность, как, разумеется, и наоборот.
Вопрос о структуре объекта в логически корректной и заслуживающей внимания форме практически не ставился в философской литературе. По-видимому, структура объекта может быть вполне адекватно описана хорошо известными категориями единичного, особенного и общего. Традиционно эти понятия проходят у нас по ведомству «неосновных законов» или «категорий диалектики», что, безусловно, совершенно не соответствует их подлинному назначению. Привычный набор категорий диалектики, если они действительно являются таковыми, во-первых, всегда характеризует стороны основного движущего противоречия каких-либо гносеологических образований, и во-вторых, эти категории по своему строению дихотомичны. Если же категории представляют собой их неразрывный триплет, то это, скорее всего, категории какой-либо структуры. К последним и относится неразрывно взаимосвязанный триплет категорий «единичное - особенное - общее».
Возникает, однако, вопрос о том, как же тогда соотнести возможность и практику использования этих категорий в самом широком гносеологическом плане с необходимостью их ограничения лишь сферой объекта, да к тому же еще и общественного!? Все дело заключается в том, что понятия единичного, особенного и общего специфичны именно для характеристики структуры объекта. Однако никакие общефилософские понятия невозможно замкнуть рамками их специфики, или сущности. Ибо существование (явление) никогда не сводимо к своей сущностной основе. Так обстоит дело и с рассматриваемыми категориями. Будучи специфичными для системы объекта, категории единичного, особенного и общего могут и должны использоваться также при исследовании неспецифических видов и типов связей и отношений. При этом свой наиболее важный смысл они обретают в отношениях внутри общественного объекта, т. е. как его неотъемлемые функции.
Единичный объект суть отдельная, или индивидуальная, вещь, отличающаяся от любых других вещей, свойств или связей своими пространственными, временными, ценностными или какими-либо другими характеристиками. Напротив, объект общего плана фиксирует объективно или субъективно существующее сходство характеристик единичных предметов, их однотипность в каком-либо отношении, принадлежность к одной и той же группе вещей, свойств или связей.
Помимо двух противоположных видов объекта существует также такой, который является промежуточным между ними. Подобный объект принято именовать особенным.
Будучи чем-то средним между единичным и общим, особенное несет в себе черты как первого, так и второго, и одновременно не тождественно ни одному из них.
Поскольку единичное всегда указывает на отличие тех или иных природно-социальных образований от других, постольку оно всегда выступает как особенное. Однако из этого вовсе не следует, что единичное и особенное тождественны между собой. Все единичное является особенным, но не все особенное является единичным. Особенным может быть и общее, когда оно отличает одну вещь, свойство, связь от другой.
При этом не всякое общее может выполнять роль особенного. Существует такое общее, которое всегда, в любых формах связей указывает только на сходство, тождество и совершенно не способно отличать одно материальное или духовное образование от других. Так, признак устойчивости является универсальным для всех видов и форм отношений и не способен указывать на их сколько-нибудь существенные (качественные) отличия друг от друга. Иными словами, в рамках общественного отношения признак устойчивости обладает тотальной значимостью. Этот вид общего именуется всеобщим, т. е. присущим всем объектам отношения, в более широком плане - всем явлениям действительности. Всеобщее есть то же самое общее, но взятое в своем предельном, крайнем значении. И в этой своей тотальности оно диалектически переходит в единичное. Так, признак устойчивости является всеобщим для всех без исключения отношений. И вместе с тем он оказывается чем-то единичным, если ставится в один ряд с другими признаками, например, сопоставляется с признаком динамичности (изменчивости), который, в свою очередь, является всеобщим для характеристики любых форм человеческой деятельности.
Разделение объекта на единичный, особенный и общий содержит в себе моменты абсолютного и относительного. Абсолютность обусловлена объективной выделенностью и дифференцированностью каждого отдельного вида объекта, его иерархическим строением. Так, любая спортивная площадка для игры в футбол, волейбол, баскетбол и т. д., во-первых, обладает определенной замкнутостью, имеет строго очерченные пространственные контуры. Во-вторых, каждая площадка строго дифференцирована по размерам и функциям внутри себя. Момент относительности связан с принципиальной незамкнутостью любого объекта, его тесной связью с другими объектами. Так, стадион, как нечто общее с точки зрения играющих на ней людей, есть в то же время единичный объект в ряду прочих объектов, рассмотренный в более широком ракурсе как элемент городской застройки и т.п. Тем самым общее, в иной системе координат, оказывается уже единичным. В свою очередь, единичное, в другом измерении, может быть рассмотрено в качестве чего-то общего.
В заключение приведем общую схему изложения категории «объект».
ОБЪЕКТ |
||
СОБСТВЕННОСТЬ НЕСОБСТВЕННОСТЬ |
ЦИВИЛИЗАЦИЯ КОНТРЦИВИЛИЗАЦИЯ |
ЕДИНИЧНЫЙ ОСОБЕННЫЙ ОБЩИЙ |
К содержанию |